Сижу под впечатлением...Бродский...поразил просто

[Novella]

Крик:

Я маятник. Не трогайте меня.
Я маятник для завтрашнего дня.
За будущие страсти не дрожу,
я сам себя о них предупрежу.
Самих себя увидеть в нищете,
самих себя увидеть на щите,
заметить в завсегдатаях больниц
божественная участь единиц.

Признание, награда и венец,
способность предугадывать конец,
достоинство, дарующее власть,
способность, возвышающая страсть,
способность возвышаться невпопад,
как маятник -- прекрасный телепат.

Способные висеть на волоске,
способные к обману и тоске,
способные к сношению везде,
способные к опале и звезде,
способные к смешению в крови,
способные к заразе и любви,
напрасно вы не выключили свет,
напрасно вы оставили свой след,
знакомцы ваших тайн не берегут,
за вами ваши чувства побегут.
Что будет поразительней для глаз,
чем чувства, настигающие нас
с намереньем до горла нам достать?
Советую вам маятником стать.

[Novella]

Группа В контакте закрыта от спамеров, стучитесь, вас примут ))
Еще, я очень бы хотела, чтобы те, кто уважает Иосифа Александровича добавлялись ко мне в друзья ) Буду очень рада.

[Бобёр]

Мне вот это очень нравится...

* * *

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
Я сижу у окна. За окном осина.
Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишина глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
Я сижу у окна, обхватив колени,
в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишина мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
Я сижу в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
Я сижу в темноте. И она не хуже
в комнате, чем темнота снаружи.
1971

[gertruda]

обожаю. спасибо.

[Novella]

Песня пустой веранды



Not with a bang but a whimper. *(1)

T.S.Eliot



Март на исходе, и сад мой пуст.

Старая птица, сядь на куст,

у которого в этот день

только и есть, что тень.



Будто и не было тех шести

лет, когда он любил цвести;

то есть грядущее тем, что наг,

делает ясный знак.



Или, былому в противовес,

гол до земли, но и чужд небес,

он, чьи ветви на этот раз -

лишь достиженье глаз.



Знаю и сам я не хуже всех:

грех осуждать нищету. Но грех

так обнажать - поперек и вдоль -

язвы, чтоб вызвать боль.



Я бы и сам его проклял, но

где-то птице пора давно

сесть, чтоб не смешить ворон;

пусть это будет он.



Старая птица и голый куст,

соприкасаясь, рождают хруст.

И, если это принять всерьез,

это - апофеоз.



То, что цвело и любило петь,

стало тем, что нельзя терпеть

без состраданья - не к их судьбе,

но к самому себе.



Грустно смотреть, как, сыграв отбой,

то, что было самой судьбой

призвано скрасить последний час,

меняется раньше нас.



То есть предметы и свойства их

одушевленнее нас самих.

Всюду сквозит одержимость тел

манией личных дел.



В силу того, что конец страшит,

каждая вещь на земле спешит

больше вкусить от своих ковриг,

чем позволяет миг.



Свет - ослепляет. И слово - лжет.

Страсть утомляет. А горе - жжет,

ибо страданье - примат огня

над единицей дня.



Лучше не верить своим глазам

да и устам. Оттого что Сам

Бог, предваряя Свой Страшный Суд,

жаждет казнить нас тут.



Так и рождается тот устав,

что позволяет, предметам дав

распоряжаться своей судьбой,

их заменять собой.



Старая птица, покинь свой куст.

Стану отныне посредством уст

петь за тебя, и за куст цвести

буду за счет горсти.



Так изменились твои черты,

что будто на воду села ты,

лапки твои на вид мертвей

цепких нагих ветвей.



Можешь спокойно лететь во тьму.

Встану и место твое займу.

Этот поступок осудит тот,

кто не встречал пустот.



Ибо, чужда четырем стенам,

жизнь, отступая, бросает нам

полые формы, и нас язвит

их нестерпимый вид.



Знаю, что голос мой во сто раз

хуже, чем твой - пусть и низкий глас.

Но даже режущий ухо звук

лучше безмолвных мук.



Мир если гибнет, то гибнет без

грома и лязга; но также не с

робкой, прощающей грех слепой

веры в него, мольбой.



В пляске огня, под напором льда

подлинный мира конец - когда

песня, которая всем горчит,

выше нотой звучит.

[Sollal]

"И гаснут все огни в селе... и вот иду я по ничьей земле..."
Бессонница...

-----------------------

Друг Полидевк, здесь все слилось в пятно.
Из уст моих не вырвется стенание.
Вот я стою в распахнутом пальто,
и мир течет в глаза сквозь решето,
сквозь решето непонимания.

Я глуховат. Я, Боже, слеповат.
Не слышу слов, и ровно в двадцать ватт
горит луна. Пусть так. По небесам
я курс не проложу меж звезд и капель.
Пусть эхо здесь разносит по лесам
не песнь, а кашель.

Здесь на холмах среди пустых небес,
среди дорог, ведущих только в лес,
жизнь отступает от самой себя
и смотрит с изумлением на формы,
шумящие вокруг. И корни
вцепляются в сапог, хрипя,
и гаснут все огни в селе.
И вот иду я по ничьей земле.

Темнеет надо мною свет.
Вода затягивает след.
И сердце рвется все сильней к тебе,
и оттого оно -- все дальше.
И в голосе моем все больше фальши,
но ты ее сочти за долг судьбе,
за долг судьбе, не требующей крови,
но ранящей иглой тупой.

А если ты улыбку ждешь -- постой!
Я улыбнусь. Улыбка над собой
могильной долговечней кровли
и легче дыма над печной трубой.

[July72]

У Олега Митяева еще есть альбом на стихи Бродского "Ни страны, ни погоста..." Мне там очень "Ночной полёт" нравится.

В брюхе дугласа ночью скитался меж туч
И на звезды глядел,
И в кармане моем заблудившийся ключ
Все звенел не у дел,
И по сетке скакал надо мной виноград,
Акробат от тоски;
Был далек от меня мой родной Ленинград,
И все ближе - пески.
Бессеребряной сталью мерцало крыло,
Приближаясь к луне,
И чучмека в папахе рвало, и текло
Это под ноги мне.
Бился льдинкой в стакане мой мозг в забытьи:
Над одною шестой
В небо ввинчивал с грохотом нимбы свои
Двухголовый святой.
Я бежал от судьбы, из-под низких небес,
От распластанных дней,
Из квартир, где я умер и где я воскрес
Из чужих простыней;
От сжимавших рассудок махровым венцом
Откровений, от рук,
Припадал я к которым и выпал лицом
Из которых на юг.
Cчастье этой земли, что взаправду кругла,
Что зрачок не берет
Из угла, куда загнан, свободы угла,
Но и наоборот;
Что в кошачьем мешке у пространства хитро
Прогрызаешь дыру,
Чтобы слез европейских сушить серебро
На азийском ветру.
Что на свете - верней, на огромной вельми,
На одной из шести -
Что мне делать еще, как не хлопать дверьми
Да ключами трясти!
Ибо вправду честней, чем делить наш ничей
Круглый мир на двоих,
Променять всю безрадостность дней и ночей
На безадресность их.
Дуй же в камни мои не за совесть и страх,
Но за совесть и стыд.
Захлебнусь ли в песках, разобьюсь ли в горах
Или бог пощадит -
Все едино, как сбившийся в строчку петит
Смертной памяти для:
Мегалополис туч гражданина ль почтит,
Отщепенца ль - Земля.
Hо, услышишь, когда не найдешь меня ты
Днем при свете огня,
Как в Быково на старте грохочут винты:
Это - помнят меня
Зеркала всех радаров, прожекторов, лик
Мой хранящих внутри;
И внехрамовый хор - из динамика крик
Грянет медью: смотри!
Tам летит человек! Hе грусти! Улыбнись!
Oн таращится вниз
И сжимает в руке виноградную кисть,
Словно бог Дионис.

[Sollal]

Да... Ну, и судьба у человека была. Будь она чуть проще, останься он бы здесь, не было бы таких пронзительных строк... Такое одиночество... Интересно, а какой была нота в его творчестве последних лет?

Сообщение от July72

У Олега Митяева еще есть альбом на стихи Бродского "Ни страны, ни погоста..." Мне там очень "Ночной полёт" нравится.

В брюхе дугласа ночью скитался меж туч
И на звезды глядел,
И в кармане моем заблудившийся ключ
Все звенел не у дел,
И по сетке скакал надо мной виноград,
Акробат от тоски;
Был далек от меня мой родной Ленинград,
И все ближе - пески.
Бессеребряной сталью мерцало крыло,
Приближаясь к луне,
И чучмека в папахе рвало, и текло
Это под ноги мне.
Бился льдинкой в стакане мой мозг в забытьи:
Над одною шестой
В небо ввинчивал с грохотом нимбы свои
Двухголовый святой.
Я бежал от судьбы, из-под низких небес,
От распластанных дней,
Из квартир, где я умер и где я воскрес
Из чужих простыней;
От сжимавших рассудок махровым венцом
Откровений, от рук,
Припадал я к которым и выпал лицом
Из которых на юг.
Cчастье этой земли, что взаправду кругла,
Что зрачок не берет
Из угла, куда загнан, свободы угла,
Но и наоборот;
Что в кошачьем мешке у пространства хитро
Прогрызаешь дыру,
Чтобы слез европейских сушить серебро
На азийском ветру.
Что на свете - верней, на огромной вельми,
На одной из шести -
Что мне делать еще, как не хлопать дверьми
Да ключами трясти!
Ибо вправду честней, чем делить наш ничей
Круглый мир на двоих,
Променять всю безрадостность дней и ночей
На безадресность их.
Дуй же в камни мои не за совесть и страх,
Но за совесть и стыд.
Захлебнусь ли в песках, разобьюсь ли в горах
Или бог пощадит -
Все едино, как сбившийся в строчку петит
Смертной памяти для:
Мегалополис туч гражданина ль почтит,
Отщепенца ль - Земля.
Hо, услышишь, когда не найдешь меня ты
Днем при свете огня,
Как в Быково на старте грохочут винты:
Это - помнят меня
Зеркала всех радаров, прожекторов, лик
Мой хранящих внутри;
И внехрамовый хор - из динамика крик
Грянет медью: смотри!
Tам летит человек! Hе грусти! Улыбнись!
Oн таращится вниз
И сжимает в руке виноградную кисть,
Словно бог Дионис.